В эти дни журналисты часто задают вопросы: «что будет делать власть?»; «что намерена делать власть?» или «что в такой ситуации было бы правильным делать власти?».
Чтобы ответить на этот вопрос, у эксперта должна быть определенная информация. Не обязательно закрытая. В конце концов мы все живем в мире, в котором много неизвестных.
Необходимо присутствие внятного «исторического нарратива», то есть объяснения со стороны субъекта куда более сложного порядка, чем просто публичная демонстрация намерений или закрытый слив.
У одного из выдающихся политических этиков современности Аласдера Макинтайра в книге «После добродетели» есть пассаж, который можно перевести таким образом: «Я могу ответить на вопрос «что мне делать?», только если смогу ответить на предшествующий вопрос – «участником какой истории или историй я являюсь?».
Этот принцип стоит применять не только к себе, но и к другим.
И для того, чтобы разумно объяснить, что будет делать власть, нужно сначала, чтобы с ее стороны прозвучал внятный сигнал – «что же все-таки произошло».
Характеристика событий дает ключ к пониманию последующих действий. Разумеется, в том случае, если у власти есть желание, чтобы ее понимали. Не всегда такое намерение следует признать рациональным. При определенных стратегиях это может даже вредить.
К чему это все?
Ответить на вопросы: «Что будет делать власть?» или «Что намерена делать власть?» эксперты смогут, когда со стороны власти последует ряд существенных (как сейчас можно говорить — субстанциональных) разъяснений. Появятся существенные разъяснения – появятся и серьезные прогнозы.
А вот ответить на вопрос «Что должна делать власть?» в такой ситуации не должен сам эксперт. Иначе из эксперта он превращается в субъекта политической борьбы. И несет уже ответственность не как эксперт, а как соучастник.
Чего?
Это зависит от предъявленной им версии.