На днях, выступая с публичной лекцией о роли человека в истории, Михаил Горбачев призвал не сваливать на него вину за развал СССР и пожалел, что перестройка была прервана.
Выявленная одним известным оратором закономерность, что наличие ума и сердца у некоторых политиков проявляется в ходе дискуссии о причинах развала Союза и прямо соответствует уровню громкости призывов к его восстановлению, тут же подтвердилась «реакцией на Горбачева» со стороны нынешнего политбомонда.
Одни вновь дежурно поругивали его самого; другие — приводили рациональные аргументы о невозможности сохранения державы; третьи твердили, что все было хорошо и ничего не нужно было перестраивать; четвертые – что перестроить было в принципе невозможно и т.д. В общем, «перестроечная» часть мартовских тезисов ничего нового не принесла – те же дежурные комментарии.
Гораздо больше эмоций вызвал демонстративный отказ Михаила Сергеевича от своей части ответственности за распад СССР. Конечно, было бы странным, если Горбачев ничтоже сумняшеся изрек urbi et orbi: «Да, это я развалил СССР». Но и принижать свою роль лидеру правящей на тот момент коммунистической партии тоже не стоит.
Одними «общечеловеческими ценностями» и прометеевскими порывами невозможно объяснить происходившую на наших глазах в конце 80-х деградацию и гибель государства. Тут работает и «человеческий фактор». Ведь никакими внешними усилиями невозможно было остановить лидера страны, кредит доверия к которому мог бы дать фору рейтингам иных автократов; кому полсоюза напевали: «ты только не сверни на полдороги, Михал Сергеич». Дефицит времени и ресурсов сделали свое дело. Свернул. Потерял опору. Залавировал.
Думаю, вряд ли стоит нам сейчас советовать, что нужно было делать Горбачеву. Мало кто представляет всю степень ответственности и уровень проблем. Сегодня критикам рассуждать о его ошибках куда комфортнее и безопаснее.
Но вполне можно открыто и без обид на вчерашних почитателей посмотреть на все произошедшее с высоты завершившейся истории. Признать, что выбор в те годы был неизбежный – либо свободные люди, либо сохранение страны. Третьего не было дано, сколько бы не пытались объяснить условность этой дихотомии доморощенные политологи. Горбачев выбрал первое. Был ли этот выбор идеологически осознанным или технологическим и вынужденным? Правду мы так до конца и не знаем. Поэтому приходится брать в расчет не стимул, а результат.
Самый опасный вид обмана – обман самого себя. Это касается не только отдельных людей, но и целых народов. Ответственные политики руководствуются не благими пожеланиями, а трезвой оценкой ситуации. Свидетельства соратников и очевидцев подтверждают — никакой системной стратегии выхода из кризиса у тогдашнего руководства Союза и компартии не существовало. Впрочем, известная крепкость заднего ума всегда была нашей сильной стороной.
В политической борьбе один из тяжелейших моментов – публичное признание собственного поражения. Выйти и сказать народу «я виноват, я проиграл» порой сложно даже самым сильным. Но правила игры таковы, что признавать поражения, открыто анализировать личные ошибки и не упорствовать в собственном оправдании – признак по-настоящему великого политика и великого человека. Таких действий немного в нашем прошлом и настоящем. Может быть поэтому так надолго запоминаются редкие случаи откровенных разговоров с нацией, подобных ельцинскому «прощанию» 31 декабря 1999-го?
Будем надеяться, что если не сегодня, то со временем история расставит всё и всех на свои места. По-крайней мере для нас, в массе своей привыкших бросаться от обожествления к унижению тех, кто еще вчера был у власти, умение политиков самим признавать и открыто обсуждать самые фатальные свои ошибки может послужить хорошую службу. Мы же вроде перестали в таких случаях требовать показательных казней?
Подробности от АК: