Начну с пары базовых предпосылок.
Первая. Переговоры о мирном урегулировании конфликта между Россией и Украиной не могут рассматриваться и организовываться в отрыве от переговоров о будущем устройстве новых больших систем европейской и мировой безопасности.
Вторая. Предстоит учесть как факт, что в нынешнем конфликте присутствует больше двух сторон. Это не российско-украинский конфликт. Это конфликт, в котором Запад, в первую очередь США, участвуют на стороне Украины. Соответственно с этим нужно выстраивать конфигурацию участников и повестку переговоров.
Когда этим придется заниматься в расчете на продуктивный результат? Не раньше, чем мы получим конкретные ответы на конкретные вопросы. Я бы разделил их на три блока.
Первый блок. Рациональный. Можно ли вообще найти формулы устраивающих всех решений? Поиск компромиссных формулировок потребует: а) учета еще не устоявшихся позиций на линиях военного и политического соприкосновения и б) ориентации на долгосрочную надежность конструкций будущих отношений как в европейском регионе, так и в мире в целом.
Второй блок. Сценарный. Могут ли стороны в подходящий момент поменять существующие установки и при каких условиях? Будет ли обеспечена необходимая гибкость политических субъектов – акторов процесса урегулирования. Т.е. действующих команд властей стран-участниц. Будет ли у них к этому моменту необходимое смысловое и ситуативное пространство для маневра. Пока все свидетельствует, что гибкость сокращается, а пространство – сужается. Акторы в процессе эскалации продолжают терять необходимые ресурсы. И этот процесс еще не дошел до конечной стадии.
Третий блок. Ресурсный. Можно ли обеспечить неизбежным компромиссам достаточную поддержку в общественном мнении среди масс и элит? Общественное мнение не гомогенно ни в одной стране. Даже на Украине, в которой социологи фиксируют наибольшее количество поддерживающих продолжение конфликта до победы любой ценой. Этот фактор оказывает существенное влияние на позиции сторон. Речь идет не только о репутационных проблемах принятия/не принятия решений, но и о прагматичном желании ряда влиятельных персон и элитных групп использовать настроения масс для решения своих собственных конъюнктурных задач.
Примеры использования общественного мнения в противостоянии власти и оппозиции в западных демократиях общеизвестны. Повторять их нет смысла.
И украинские власти регулярно используют апелляции к общественному мнению как тактический инструмент давления на западных союзников и предлагающих свои услуги медиаторов. Одновременно команда Зеленского сама же и формирует это удобное общественное мнение, искусственно подогревает истерию, создает ложные представления о возможностях развития ситуации в свою пользу, снижает оценки вероятных рисков и издержек, жестко преследуя всех, кто не играет по установленным ею правилам. Налицо та же самая двройная игра как в случае с Минскими соглашениями.
Успешность этой тактики определяет как сознательная инерция западных политиков, так и мотивация украинской стороны. Власти в Киеве применяют ограничения, накладываемые конфликтом на внутреннюю политику в качестве инструмента сохранения у власти группировки действующего президента. Офис Зеленского открыто использует конфликт в собственных электоральных целях.
Пока сколько-нибудь внятные ответы на некоторые из перечисленных вопросов отсутствуют. И это делает для сторон процесса урегулирования слишком высокой политическую цену артикуляции в публичном пространстве содержания будущих переговоров. Шаблонные формулы и обтекаемые клише несут куда меньшие риски.
Пока политэлиты и массы в реальности не почувствуют, что продолжение конфликта приведёт к издержкам, превышающим получаемые сегодня выгоды, самое сильное влияние на ситуацию будут продолжать оказывать результаты действий сторон на полях боев и ожидания от них. И вряд ли ситуация изменится до конца года.
Понаблюдаем.